Чи є життя без музики?

[Llynn-Wellesh]

Курсую по своєму Playlist'у: від The Doors 'Riders on the Storm' до "Щекотно" Агаты Кристи і назад...
Дощ.
Ловлю себе на курінні подумки.
Виникає дивне бажання зазирнути з ліхтарем у темряву власних зіниць і спитати придушеним від страху голосом "Хто тут?" А й справді... Скільки разів виникає бажання спитати саме це. Хто тут? Крім мене... В мені. Скільки янголів вміщаються на вістрі голки?
Коли дощ розмиває всі кордони і чіткі лінії... Коли шерсть стає дибки від звуків музики, бо кожен акорд може бути паролем до іншого світу...
І десь у сутінках можна випадково побачити силует великої чорної собаки...
(мабуть, "Блюз черной собаки" Д.Скирюка можна використовувати замість шпаргалки, відповідаючи на питання і "Чи є життя без музики", і "Хто тут?". Тільки ніхто не може бути впевненим, що розчув шепіт розумного сусіда правильно... Або що Вам не зададуть додаткове питання... Скільки шпаргалок ви маєте?)

До речі, дощ і музика...
Чим не привід витягнути чергову стару історію? Із того ж таки зошитка, що потрапив у зливу...

Сюита. Калифорния.

я в пустелі
немає ні квітки ні птаха
спека пекельна
випалює серце
як повернутися
звідти
Борис Дабо-Ніколаєв
Mylene Farmer
CALIFORNIA


CALIFORNIA
Aeroport, aerogare
mais pour tout l’or m’en aller
c’est le blues, l’coup d’cafard
le check out assure
vienne la nuit et sonne l’heure et moi je meurs
entre apathie et pesanteur ou je demeure
changer d’optique, prendre l’exit
et m’envoyer en Amerique sex appeal,
c’est Sunset, c’est Marlboro qui me sourit
mon amour, mon moi, je sais qu’il existe
la chaleur de l’abandon
c’est comme une symphonie
C’est sexy le ciel de Californie
sous ma peau j’ai L.A. en overdose
so sexy le spleen d’un road movie
dans l’retro ma vie qui s’anamorphose
J’ai plus d’I.D., mais bien l’idee
de me payer le freeway
c’est l’osmose, on the road
de l’asphalte sous les pieds
vienne la nuit, c’est le jet lag qui me decale
L.A.P.D. me donne un blame
c’est pas le drame
se faire un trip, s’offir un streap
sous le soleil en plein midi
six a.m., j’suis offset
j’suis l’ice dans l’eau, j’suis melo, dis
mon amour mon Wesson mon artifice
la chaleur du canon
c’est comme une symphonie
C’est sexy le ciel de Californie
sous ma peau j’ai L.A. en overdose
so sexy le spleen d’un road movie
dans l’retro ma vie qui s’anamorphose
VERTIGE
Rain, nudite
nuit sois plus lente, delivrante
rain, volupte
impermanente l’existence
vois comme la vie est ephemere
comme les nuages
juste un passage
une goutte d’eau necessaire
au voyage
Plus loin plus haut j’atteinds mon astre
je vertige de vivre
plus loin plus haut l’esprit voyage
je vertige de vivre
l’eveil d’un sens l’instinct d’une danse
je vertige de vivre
l’extase et l’immensite
je vertige d’etre vivant
Rain, nudite
nuit sois plus longue
l’homme gronde chaines, pluie d’acier
son ignorance est sa souffrance
le temps n’appartient a personne
ballet d’etoiles insaisissables
instant present tu es l’essence
du voyage
…je vertige de vivre…
…je vertige d’etre vivant…

В тексте также использованы идеи А. Ли и В. Васильева (“Идущиe в ночь”), М. Кундеры (“Шуткa”), Лады Лузиной, H. Гумилева и цитата из сериала «Беверли-Хиллз»
Спасибо!
Скоро утро. Народа еще нет. Сижу в полумраке угла таверны с кружкой обжигающе горячего кофе в лодочке ладоней. Настроение нордическое заторможеное. Ни-ка-ко-е. Spleen. «Жизнь моя – жестянка, да ну ее в болото!» Одна надежда на кофе.
Появляется заспаный хозяин. Увидел меня – и мгновенно проснулся. С услужливой улыбкой пожелал доброго утра. Профессионал! И еще одна обманка – вежливость. Сколько же тут обманок?!
Мою ответную улыбку можно перевести как «С Новым годом! Пошел на фиг!», или «Такое великолепное утро лучше встречать в нежных объятьях уборной». Короче, утрецо так себе, хреновенькое. Но неистребимый, как бацилла, оптимизм соизволяет на что-то надеяться. Дурак!
Хозяин интересуется, что подать и на сколько человек. Как это? Я никого не жду! Только гробовщика и продавца белых тапочек! Хозян очень искренне расстраивается и напоминает мне о компании, с которой я прибыла пять дней назад.
Угораздило же его сказать под горячую кружку. Чуть не угробил!
Я думала, они уже давно уехали! Они должны были уехать еще вчера. Пока я бродила по городу, думая об отсутствии смысла жизни.
Вспоминать своих старых «друзей», с которыми я докатилась до такой жизни, не хочется. А прийдется!
Эттта компания, нет банда, если честно, свора бешеных сучек и кобелей! И тот факт, что я с ними связалась, не свидетельствует о моем уме. А то, что с одним из кобелей (и далеко не самым лучшим!) я в период жесточайшей угарной депрессии спуталась, не свидетельствует о моем вкусе. Зато они доказывают одно: мое чувство самосохранения, равно как и тормоза… В общем, сорок дней уже справили.
Не буду пересказывать тут печальную, но поучительную, историю «Не ходите дети в Африку гулять!», или «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Долго и противно. Еще начну плакать от жалости к бедной маленькой себе с загубленной репутацией, здоровьем и самооценкой.
Итак, результат: я – маленькая подлая шлюха-вымогательница-последняя стервь-никому не нужная дура – в состоянии жестокой апато-хандры (или хандро-апатии). Для полноты картины моей серой морде не хватает только бутылки (ппочти пппустой) и вуали из сигаретного дыма.
Перед тем, как я удрала из трактира на весь день и всю ночь, у меня состоялся очень познавательный разговор с кобелем. Я узнала много нового о себе, о нем, а главное, порвала отношения со сворой. Вчера они должны были уехать отсюда. Без меня.
Не уехали. Неужели все слухи о проклятом городишке – правда?!
Разговор с кобелем, эта великолепная жирная клякса в конце нашего прелестнейшего романа, начался с моей “sex appeal” и “I love you!”,а кончился “bitch!!” и «Ты еще ко мне приползешь, когда поймешь, что никто не будет так с тобой носиться, как я. Ты вернешься, когда разочаруешься в своих голубых мечтах! И я попробую тебя простить».
Только для того, чтобы разочароваться, нужно сначала хоть во что-то верить. А у меня неизлечимая патология – неверие. В людей, например, или мечты. Хотя… болячка такая – приступами. А в остальное время я как с цепи срываюсь: верю всем и вся. Особенно ласковым сладкоголосым кобелям и нежным признаниям в “любви над вечностью”. Этот чуть не порхал вокруг меня от счастья. А тут приступ. У меня – неверия. У него – спермопередоза. Мы друг друга не поняли… Короче, я его кинула.
Меланхолично булькаю кофе. Мысли отчаянно отказываются носить конструктивный характер и все норовят съехать на юмор висельника на эшафоте. Жахнуть напоследок.
И как я до такого докатилась?! До серой морды и липких лапок на моих пошло голых коленях. До серой комнаты в серой таверне серого города под серым небом, чуть скрашеных грязно-розовыми потеками подгнивших детских надежд.
Ведь я всего-то ехала в У-Наринну, сказочную страну, исполняющую мечты. И прибилась к одному… стаду, которое, как говорили, двигало туда же. И я, не будь дурой (лучше сразу в конченые дуры!), пошла с ними. Но у каждого свой путь в У-Наринну. И мой постепенно начал отклоняться от их задним левым креном через пятку. Или их от моего? А тут еще кобель: «Я тебя на руках донесу, любовь моя!» А у меня как раз ноги устали, и, вообще, на горизонте – полный облом, в душе – бордель, и провиант закончился. И я, не будь…(ну, вы поняли), согласилась.
И вот теперь я сижу здесь, в сером городишке, а до У-Наринны еще… В общем, может, мои внуки доберутся. Потому что я пошла на поводу у своих слабостей. И чужая убежденность заменила мой собственный выбор. Я пошла зигзагом длинной в случайную жизнь. Чтобы докатиться до этого беспросветного городишка. Да, здесь хорошая таверна и мягкие люди, которые никогда никуда не спешат. Это город-болото-тупик с приятным вкусом, запахом и декором для тех, кто шел в У-Наринну. И не дошел. И здесь можно мило остаться на всю жизнь – киснуть. Остаться в городе без хлопот и забот, рассказывать по вечерам у камелька побасенки о далеких прошлых дорогах… которые давно поросли травой… о сказочных приключениях на пройденном пути… которые стали делом давно минувших дней…
В этом городе нет дорог. Из него нельзя уйти.
… То ли я люблю доканчивать все дела, то ли у меня индивидуальная непереносимость на еду в таверне, то ли я не хочу заживо гнить в одной консервной банке со сворой, то ли я все еще верю в свою У-Наринну…но я взбунтовалась. А тут еще кобель с sex appeal. И никуда не деться от этого. «Эх, жизнь моя – жестянка, да ну ее в болото!» Ндаа, по-моему, глубже болота, чем то, где она сейчас…
Говорят, от меланхолии люди начинают петь…
Песня дороги. Пыльного воздуха шоссе. Кошачьих, мягких и хищных, движений авто. Лента теряется вдалеке в золотом водопаде заката. Зовет продолжать путь в sex appeal Калифорнию.
Приходит ночь. Пробьет час. Я умираю.
Между апатией и своей неподъемной тяжестью
Поменять оптику, прийти к ВЫХОДу
И отправиться в Америку…
В голове начинает оформляться чрезвычайно заманчивая картинка моей У-Наринны-Калифорнии. Дорога на закат. Сине-золотое небо. Ветер играет волосами. И приносит свежее дыхание моря. Калифорния. Территория свободы и терпимости. Страна безграничных возможностей. Сказка. Мечта.
Недостижимая?
…Поменять оптику…
…Я умираю…
…И отправиться в Америку…
ЭВРИКА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
От радости я даже начала приплясывать. Тут трактирщик снова напомнил о себе. Ах, да, чудесное сегодня утро. И еще кофе, пожалуйста. А моим друзьям передайте, что я пошла к себе. Собирать вещи. Чтобы ехать в Калифорнию.
Кажется, это трактирщика добило. Давно в этой тихом месте не видывали таких буйных сумасшедших!
Хорошо, я хоть успела сначала получить новую порцию кофе. Напевая свою любимую песенку (как это я раньше не вспомнила?!) и покачивая задом (это не я, это лестница!!!), я шла наверх.
Такс, теперь надо правильно подготовиться к шоу. Придирчиво разглядываю свою поклажу. Шмотки придется оставить. Когда пытаешься всплыть на поверхность, они только тянут на дно. Сложно расстаться с вещами. Сложно отказаться от плотного и регулярного питания. Сложно оторвать зад от такой удобной, теплой, приглашающей… ммммммм…кровати…
Нет!!! Я бросаю все здесь, чтобы оторваться от этой пыльной земли и долететь до сине-золотого неба моей Калифорнии.
… Проглотить несколько таблеток, на которые у меня аллергия, но которые принимал кобель (еще недавно мы делили комнату, и он еще не забрал все свои вещи). Я знаю, что рискую слишком многим. Но все лучше, чем серое пыльное небо над этим городишком, когда в моей крови ломка по синеве Калифорнии, по огням Калифорнии, по золотому солнцу Калифорнии…
И смерть моя будет больше, чем просто смерть, если я не уйду отсюда. Если я не сделаю шаг. За край. Любой ценой.
Кто не рискует, тот не пьет шампанское!
Я, наверное, сошла с ума. Давным-давно. Past Perfect. До того, как…
Все готово? Поехали!!! [Ждем только остальных участников. Я криво усмехнулась, мысленно обращаясь к sexy небу своей Калифорнии за благословением и поддержкой.]
Первым, конечно, прибежал кобель. Остальные либо еще продирают глаза и мозги, либо устали от моих зигзагов. «Перебесится. Никуда не денется!» Разумеется!
Я смотрела в его оскорбленное, обиженное, непонимающее лицо, улыбалась своей самой обворожительной, самой двусмысленной улыбкой и думала, как я могла позволить этой помеси плюшевого мишки с мартовским котом лапать меня своими липкими лапками, лапать еще пол стада этими же лапками – и попрекать меня за «слишком свободное поведение». Медленно и со вкусом, как в кино, закинула ногу на ногу… наблюдая, как он давится заготовленными словами и впадает в терминальное состояние.
– Пришли пожелать мне счастливого пути? – я улыбалась, но в голове уже билось, расправляя крылья, голодное чудовище – боль. И это чудовище я позвала себе в союзники.
– Как ты можешь так поступать? Ты?! После того, что я для тебя сделал?! Шлюха!!
Спасибо, дорогой. Я не буду плакать, оправдываться, кричать. Я просто обмякаю в твоих руках, падаю безвольным кулем. Холодный пот на лбу. Бледная до синевы кожа. Ледяные руки. Слабое, прерывистое дыхание. Пульс… почти не прощупывается.
Да, дорогой, беги, кричи от ужаса. Я знаю, они поверят тебе. Весь город поверит тебе. Спасибо, дорогой. Надеюсь, ты столь же великолепно отыграешь весь свой эпизод. Я должна была быть актрисой. У актрисы много разных ролей: от монашки до портовой шлюхи…или трупа портовой шлюхи.
«Минздрав предупреждает всех путешественников: на дороге вас поджидают города-обманки-болота. Вы заходите на кружечку пива – и остаетесь навсегда. Вы не можете уйти. Ибо там нет дорог. Там нет выхода.»
Эти города похожи на мафию: соблазнить, опутать прочными сетями всех, не твердо идущих, слабых и падких, сбить с пути. И вернуться на него потом не представляется возможным. И ты покорно остаешься. Тебе некуда идти. Да и ходить ты уже разучился, впав в полную зависимость от своей новой уютнейшей семьи. В мафии бесплатный вход (твоя душа – это такая малость!), а выход – вперед ногами. И этот выход не хуже любого другого.
…Как хорошо, что вы так меня презираете! Или ненавидите. Или боитесь. Боитесь коснуться моего “мертвого” тела. Боитесь даже приблизиться. А, может, вы боитесь смерти и неупокоенных душ? Боитесь, что ночью я прийду требовать кровавую дань? Х-ха! …Или наконец поняли, что дорогу в У-Наринну вам уже не найти? Потому что для этого вам придется умереть. Как я. А вы не посмеете. Хотя… не мне вас судить. Не мне за вас решать. Живите своей жизнью, ведь по какой-то причине вы ее выбрали.
Прибежал констебль (бедненький! Не выспалсяяаа! Разбудилиии! Ради какой-тоо!! Прям обнять и плакать!). Голова болит невыносимо. Хочется закрыть глаза и не просыпаться. Но я не имею права уйти со сцены раньше, чем закончится спектакль. Что ж, такова плата…Не спать! Сконцентрироваться на дыхании: короткий неглубокий вдох – задержать дыхание – неглубокий выдох – задержать дыхание… Снова и снова… Грудная клетка почти не движется…
Как хорошо, что вы старательно прячете взгляд в «мокрых» платочках! Как хорошо, что констеблю лень парится над обстоятельствами смерти какой-то заезжей сумасшедшей шлюхи! Инфаркт… всего-то… наверное, что-то принимала… Да-да, она всегда была со странностями! А глаза? А взгляд? Наверное, кололась… или нюхала… У нее и галлюцинации были… какая-то Калифорния…
Бумаги подписаны. Констебль с облегчением удалился под теплый бок своей супруги… или еще чей-то… Я лежу на полу, прикрытая простыней. Не спать! Сконцентрироваться на дыхании!
Прежде чем комнату с трупом закроют, друзьям и близким разрешают попрощаться. О-даа, целый концерт в мою честь! «Она была так молода… красива… такая жизнерадостная… Она делала нас добрее и веселее… не позволяла упасть духом… при взгляде на ее светлое одухотворенное лицо… ее светлая душа больше не с нами… Скорбим… Души наши опустели и разрываются от горя… Какая трагедияяааааа!!!! Мы так любили тебя!!! На кого ты нас покинулааааааааааа!!!!! Аах, мы бедныеее!!!!!!» Кобель заливается слезами, как ребенок, бьется в руках друзей… истерика… депрессия… как я посмела умереть?! Ведь он так меня любил!!! В какой-то миг мне стало его жалко… Но все их слова, их дрожащие от рыданий плечи, их мокрые платочки… «Не имеет значения, что ты говоришь о человеке после его смерти; важно, что ты говорил о нем при жизни». Ведь в ваших эмоциях – ни капли подлинного чувства, они пахнут немытым телом под толстым слоем застарелого грима, грязью и гнильцой. Ведь все это – такая же игра, как и моя смерть: я – труп, они – скорбящие родственники и друзья (хотя в хоре плачущих выделяются и голоса тех, с кем я вообще не общалась «при жизни»!). Положенные ролью слова должны быть сказаны. С надлежащей слезой в голосе и надрывом. Все старательно отыгрывают эпизод (и не забудьте указать об этом в фильмографии!) и упиваются игрой…Мой последний подарок вам, «друзья и близкие», – пьеса «Плач по заблудшей сестре». Наслаждайтесь спектаклем! Жаль, но в вашей жизни я не видела дома, одни только кулисы, за которыми играя живут дети, ходят по сцене на высоких котурнах и во всевозможных костюмах, произносят заученные строки, которые понимают лишь наполовину, но которым фантастически преданы. И дети эти никогда не прекращают игру… и не могут отличить игру от реальности, так как выбранные роли и становятся для них катастрофически реальной реальностью… Но если внюхиваться слишком глубоко, от такой действительности пахнет суррогатом. И, как и суррогат, она отравляет и – убивает.
Все это было наиграно: и любовь кобеля, и сказочное путешествие в страну Фантазию, и трагедия моей смерти. Все это похоже на разыгрывание отрывков из книг, фильмов, а в основном, мультиков и сериалов.
Аплодисменты!!!!
Зал заливается восторженными слезами!!!!!
…Наконец, представление окончено. Труп остался в гордом одиночестве в запертой комнате (еще были дебаты не оставить ли открытым окно, чтобы моя душка могла спокойно отлететь. Окно оставили приоткрытым. За что им огромное СПАСИБО. Также были перерыты мои вещи (!) и отобраны подходящие для торжественного погребения.).
Утром меня похоронят.
…Наступит ночь… Придет время… Я умираю…
Утром меня здесь не будет. Город поверил в мою смерть. Город не держит мертвых.
Ухожу ночью. Тело нещадно ломит после долгого лежания в неудобной позе на дощатом полу. Меня мутит от выпитых таблеток. Ноги подкашиваются, и я едва не падаю. Огромное усилие требуется, чтобы держать себя в руках. Последние кадры. Надо выстоять!
Итак, надо собраться в последний путь. Кажется, в древних верованиях мертвым разрешали взять с собой все самое необходимое для жизни после смерти. Пожалуй, я не откажусь от традиций предков. Нет, много я не беру! В первую очередь – рассмотреть отложенную для мертвенькой меня одежку. Удача! Нет, джинсовая мини-юбка с открытым пузиком, конечно, блядсковатая, в особенности в сочетании с топиком (тряпочка на завязочках), но, думаю, кто-то очень хотел, чтобы я и в смерти соответствовала своему имиджу. Кроме того, в них не будет жарко. Да и за удобные сандалии надо сказать спасибо. С наслаждением сбрасываю старую одежду (как старую шкурку) и переодеваюсь. Мне в голову пришла еще одна очень художественная идея: со смешком раскладываю свои старые вещи на полу там, где я лежала, и старательно придаю им ту же позу. Ура! Как будто моя душка испарилась – и улетела в приоткрытое окно.
Такс, теперь деньги (надо же заплатить старику Харону!): благо их у меня осталось много (надо отдать кобелю должное: он, старательно отыгрывая джентельмена, исправно за меня платил – спасибо, дорогой, – хотя потом и попросил с ним рассчитаться). Теперь, еда в дальний путь (сухари, яблоки и мешочек с кофейными зернами и пластинкой диазолина (еще раз спасибо, дорогой!), чтобы привести себя в норму после таблеток) и питье (термос с горячим душистым кофе). Слуг и лошадей у меня нет (что мне совершенно не мешает). Что еще? Ах да, простыня! Куда порядочному мертвецу без саванчика! В простыню были упакованы мои нехитрые пожитки, и она, скрученная колбаской и завязанная через плечо, сыграла роль рюкзака. В кошельке также разместилась фотка со сворой (на долгую память: «Гадом буду, не забуду!»). Жаль бросать любимые книги и диски, но… нет… Если долго смотреть на любимые когда-то вещи, не хватит духу уйти! Я нежно прощаюсь с тем, что было мне дорого, и верю, что когда-нибудь они вернуться ко мне.
Вот я уже осторожно вылажу в окно (Прощайте! Моя душка отлетает в лучший мир!). Люблю вторые этажи и пожарные лестницы! А там, на сером полу, я оставляю нечто большее, чем старую одежду: там я оставляю свою прежнюю жизнь, к которой мне больше нет возврата, ведь меня зовет дорога в У-Наринну. Там остается и мое удостоверение личности. Там остается сама эта личность, маска, отставшая от лица. И старая отмершая душа (Ведь мы меняем души, не тела!), распластавшаяся среди серой пыли пола. Покойся с миром. Я буду помнить тебя. Я прощаюсь.
Я-другая начинает свой путь в Калифорнию, с заново открытыми глазами (и старой памятью). Меня-другую здесь ничего не держит. Ухожу не прощаясь. По-английски. Или как ночной воришка, если вам так больше нравится. Да, утром вы не найдете тела. Но вы ведь умные: придумаете что-нибудь! А если кто и догадается… Да какая разница! Вам нет отсюда дороги, пока вы не откажетесь от смертельной тяжести тел, пока не смените опцию. И уж в любом случае, ваша дорога не сливается с моей.
Иду, прячась в тени домов, неуловимая, как тень, бестелесная, как тень. Я прячусь лишь от яркого света из окон да единичных прохожих, еще не дошедших до трактира, или уже не дошедших до сортира (распорядок дня прост: вечером – пиво да посиделки у камина). Сдавленные рыдания у одной из стен заставляют резко отпрянуть – я столкнулась с горюющим кобелем. Неужели удача покинула меня? Или это просто финальная сцена? Он смотрит на меня мутными глазами человека, накачанного транквилизаторами.
–Ммэээй! Масик-ик! Ттвоя душша пришла заблать мменя сссобой? Или т останессся ссо ммной? Ммэй! Не оссставляай меняаа! Я уммру бесстяааа!!! Не бери гр… греха на дддушу! Ммээй!!! Нне у-ух-ходииии!!!!!!!!!
Я не хочу слышать этот крик души!!! Я уклоняюсь от протянутых рук и начинаю тараторить первое пришедшее в голову.
–Боги послали меня проститься с тобой. Не ищи меня! Не ходи за мной! Отпусти меня в мое послесмертие! Отпусти, не мучай!! Я не достойна этих слез. Я заслужила смерть. Боги наградят тебя другой любовью, достойнейшей. Если любил меня, отпусти!! Не мучай!!!! Я не достойна тебя… не достойна…аааа!!! – на каждом слове я делаю один шаг назад, а последние и вовсе выкрикиваю, как баньши.
Он все пытается что-то сообразить, сказать… но тут замечает, что я уже поспешно удаляюсь… я уже далеко… он бросается следом… чтобы упасть, запутавшись, пьяный, в собственных ногах… Ему, падающему, кажется, что это я улетаю прочь… в черноту неба…
–Мммэээээй!!!! Не ууходиии!!!… бррросила… ушла… оббманулла… ббб..прок-клятаааааа!!!!……ааа…ааа……
Последнее «ааа» переходит в новую порцию уже затихающих рыданий.
Я бегу прочь, не останавливаясь. Прочь из этого проклятого города, где на пыльном полу еще лежит не погребенная проклятая, заклейменная, обесчещенная, наивная и доверчивая девочка Мэй. Проклятая за то, что гордо отказалась играть предложенную ей популярную роль главной героини, бессмертной возлюбленной главного героя. Проклятая, ибо только проклятие, только порицание и презрение могло позволить ей оказаться вне своры и ее законов. Покойся с миром, маленькая Мэй. Что для тебя их проклятия – такая же игра, как и их любовь!
Коснулись ли меня эти слова? Может быть. Они остались в моей памяти. Навсегда. Они остались во мне не заметной на первый взгляд радиацией вины за истерику кобеля, за его разбитое о мостовую лицо. Эта радиация будет еще долго разъедать мне душу. Они остались шрамом от кислоты, плеснутой на беззащитную способность доверять. И я не должна забывать об этом, хотя это причиняет боль, если хочу остаться собой.
И когда-нибудь я прогоню демонов вины из своей души. Когда-нибудь я найду в себе смелость рассмеяться этим обвинениям и проклятиям в лицо. Как нашла в себе силы порвать нити – и поехать в Калифорнию.
Ты не властен надо мной. И власть вины я тоже у тебя отберу. Со временем. Я буду свободна! Я уже свободна!
…….
Сделать шаг за черту города-трясины. Прочь от падающих существ в тряпье, гремящих по мостовым стальными цепями… Один шаг, чтобы…
… увидеть над головой шатер безбрежного, как море, неба, а не серый пыльный полог. Звезды так близко! Зови их! Прикасайся рукой!
… ощутить… разогретый асфальт под ногами… ветер на лице, доносящий едва уловимый, дразнящий дух океана… кружит голову… смешивается сладостью, горечью и солью на губах… оседает каплей драгоценных духов на коже… запах дороги… аромат придорожных трав… Они разлиты в воздухе. Драгоценной влагой. Пей же! Пей! Это твой глоток воды, необходимый для путешествия…
… услышать ночь… Это как симфония…
Свободна!!!!
Меня ждет моя Калифорния, моя любовь, мое Я. Ждет и зовет ее небо. Хочет меня, тянется ко мне. Вены наливаются синевой. У меня под кожей передозировка небом LA.
…Трасса под моими ногами. Музыка автомобиля. Красавец Бентли GTC. Глаза хищника. Ветер заблудился в волосах.
– Девушка, Вас подвезти? – волшебный голос, разливающийся по жилам долгожданным теплом и покоем.
Мне нравится этот голос… И страшно поддаться чарам его владельца. Страшно опять свернуть со своей дороги с очередным…
Так зачем же я остановилась у притормозившего авто?
Потому что всегда есть надежда, что пронесет, образуется, будет пучком. И мы были знакомы когда-то… в Золотое Время. И у него теплые и добрые глаза. И в его авто играл один из моих любимых дисков... Потому что нам обоим хотелось верить, что мы наконец нашли друг друга. Подходящих спутников. Навсегда.
…Ведь так проще: закрыть глаза и жить в мире, где твое Слово – Бог. Не продолжать болезненные поиски, бесплодные вопрошания. Не ждать, теряя по кусочкам разум и душу от невозможности пришпорить время, оседлать время, изменить изматывающему ожиданию с действием… А действие? Метод проб и ошибок… ожогов, обморожений, переломов, ран (огнестрельных, рваных, резаных, колотых, отравленных и т.д. и т.п.), сотрясений мозга и терминальных состояний. Список можно продолжать до бесконечности. А в результате – инвалидность, ущербность, боль. И разъедающие щупальца ненависти и страха. Страха сделать новый шаг и – провалиться. Опять. И понять, что уже никогда ничего не вернуть и не изменить. Это приговор….
Но приговоренный надеется на помилование, на лазейку среди беспощадных зубов всеядного и беспристрастного закона (а не все ли равно кого? Главное, желудок набит)...
И мы надеялись отыскать в друг друге ВЫХОД из лабиринта и продолжение дороги. Так просто. Закрыть глаза – и поверить этим рукам, этому голосу. Только не думать, что будет дальше. Что будет, если это – ошибка, игра смеющегося над твоими потугами Лабиринта. А зубы уже смыкаются. Неет, не на горле (слишком быстро), на кистях, на щиколотках, или лучше сразу по локоть?
Не думать! От мыслей так болит голова…
В конце-концов, какой-то шаг надо сделать. И какого-то спутника я должна найти. А этот мне симпатичен. И почти знаком. Так почему бы и нет?
– А Вы уверены, что нам по пути?
– Ты ведь едешь на запад, в страну Свободы? А эта трасса прямая. К тому же, я знаю дорогу. Да и скучно идти в одиночестве.
– И то правда… Отлично, – перейти Рубикон, рискнуть, наплевать на страхи и последствия. «Я свободна! Я делаю, что хочу!» Какая разница, что я вновь позволяю кому-то нести, вести, везти меня, а не двигаю своими двумя? Какая разница, что советуют доверять тем, кто ищет дорогу, а не тем, кто утверждает, что нашел ее?
Он выходит из машины и протягивает мне руку, которую я принимаю, как пловец, решившийся на прыжок в ледяную воду, вопреки агонизирующим воплям чувства самосохранения. Сорок дней давно справили… Я уже говорила?
…Сознание плавится от жара асфальта под ногами, от полуденного безумного солнца, от огня, плещущегося в его глазах. «Совершить поездку… Обнажиться под полуденными небесами… Слиться с асфальтом под ногами… Стать льдом в воде… перемешанным… Танцем звезд за тонкими веками… Жаром пушки… Симфонией… Взорваться в небе Калифонии… Пробудиться ото сна… От жизни кружиться голова…» Безумная песня в моей голове, в моей крови, в каждой трепещущей клеточке тела. Привела меня на усыпанную золотом дорогу в страну Свободы. Наполняет меня нестерпимым жаром. Я – асфальт под ногами. Я – рык заводящегося мотора. Я – скорость. Я – жаркая темнота пушечного дула. Я – плавящееся безумное ядро, летящее прямо в солнце, достигающее звезд. Я – симфония. Выстрела.
Машина с двумя отчаянными несется по дороге. Вперед. Куда? В Калифонию ли? Доедут ли? По той ли дороге? Как Колумб, искавший Индию и обманувшийся sex appeal Америкой…
В моей крови еще гремит эхо выстрела. Куда упадет ядро? Кому принесет гибель моя очередная глупость? Опять…