Можливо, колись я знайду власні слова, щоб сказати Тобі...
зазирнути у дзеркало та прочитати казку Foruvie----
Мой невозможный рок, демон с сердцем поэта и пальцами менестреля, любовь моя незабвенная! Говорить о тебе - пить яд и целовать пламя, вспоминать тебя - падать в бездну. Лицо отрешённое и замкнутое, точно в молитве - сжатые губы, строгие брови изгибаются над сумрачными глазами, которые чернее сотни зимних ночей. Короткие меланхоличные усмешки, скупая тень улыбки на сомкнутых губах, взлёт чёрных волос. Что-то торжественное и многозначное чудится в застёгнутых наглухо одеждах, непреклонном силуэте, жёстком развороте прямых плечей.
Повернётся в мареве свечей, шелесте чёрных одежд и холодном запахе ладана и полыни; лик как с византийской иконы - точёный и скорбный, возвышенное и внимательное выражение. Лицо святого или демона. Двинется ближе, и воздух нальётся ледяной водой, тугой тяжестью древних чар. Поплывут взвесью тяжёлые тёмные пряди, ты подойдёшь, замрёшь напротив, наклонив голову, и повеет потусторонним морозом от твоей кожи. Сталью входит в сердце твой взгляд, отравой в душу.
Где твоё царство, любовь моя, сломившая тысячи гробниц, поднявшаяся в мир, покорившая небеса? Где ты, сердце моё, горькая, вечная, непостижимая?
Как мне сказать тебе, что я вижу тебя через века, через сотни миль - как ты идёшь над мятущимся снегом, не оставляя следов, как читаешь стихи в тряском промозглом поезде, кутаясь в тонкий плащ? Вижу твоё лицо, уже не бледное, солнце зацеловало его до янтарного золота, и бело-синее покрывало колышется в воздухе, когда ты поднимаешься, и пустыня дремлет у тебя за плечом?
Твоя судьба - стоять между людьми и богами, провидеть в чашах ключевой воды, гадать на серебре и крови, заклинать мечи, говорить висы, петь песни. Ты бард и колдун, предсказатель и жрец. Ты - в жгучих песках пустыни, под зыбким синим небом, в раскалённом золотом ветре. Ты в выстуженных громадах гор, покрытых столетними соснами, занесённых снегом. Ты в бескрайних изгибах исландских фъордов - соль пенится в острых скалах, сырой морской воздух веет морозом и одиночеством. Ты память о вере в старых богов, ты не воин древних времён - но ты, моя бессмерная любовь с соколиным взглядом, стояла с ними плечом к плечу, певец их пламенных битв, поэт их гремящих судеб. Твоя тонкая рука мерещится мне на штурвале драккара, на рукояти меча, на серебряных струнах арфы. Стоишь ли ты посреди пентаграммы, призывая духов, читаешь ли вдохновенную проповедь, ищешь ли мишень посреди толпы, прячась в тени - и потом только короткий полёт стали обозначит твоё присутствие, но тебя уже нет, ты далеко, отбиваешь Иерусалим, постигаешь дзен, слагаешь баллады.
Расстегнуть твой жёсткий воротник, железные браслеты, снять ножи с запястий. Подышать на фарфорово-снежные пальцы, взять в ладони лицо и поцеловать сомкнутые непреклонно губы. О, мне не нужно твоё провидение, чтобы узнать будущее - оно ясно и без полированных зеркал и растворённых в дыму алтарей! Ты ли уйдёшь, я ли, но удержать тебя всё равно что удержать ветер и воду. Нет такой руки, нет такого замка.
Любопытно лишь, мой предвечный рок со взглядом ночного ангела и зимою в волосах, будет ли так же жечь твои святые губы мой поцелуй, как меня - память о тебе? Будут ли алые метки на плечах и горле раскалёнными печатями проклятья? Недели пройдут, они побледнеют и исчезнут совсем, а ты будешь знать, что следы эти ещё там, невидимые, жгучие. Любить тебя, моя радость, почти невозможно, а тебе каково это - любить и жить среди живых?
((с) Foruvie)